"Маленькие трагедии": как в отсутствие Кирилла Серебренникова вышел спектакль в "Гоголь-центре" и почему его стоит увидеть

В "Гоголь-центре" состоялась премьера - новая постановка Кирилла Серебренникова "Маленькие трагедии" по пьесам Пушкина. Билеты на спектакли разлетелись вмиг, и теперь его можно будет увидеть только в 2018-м. Почему это стоит сделать обязательно - в материале HELLO!.

С режиссером и без

"Маленькие трагедии" - очень важный спектакль для Серебренникова, программный. Но впервые за всю карьеру режиссера премьера в сентябре прошла без него. С 23 августа он находится под домашним арестом в связи с делом "Седьмой студии", ему отказано в посещении театра, и последние репетиции проводил хореограф "Гоголь-центра" Евгений Кулагин. Спектакль был окончен еще в мае, и единственное изменение в финал внесли лишь внешние обстоятельства: вместо Кирилла Серебренникова на поклонах на сцене - видеопроекция с изображением режиссера. Следующий блок премьерных спектаклей выпал на конец октября, и все надеялись, что к этому времени Серебренников уже лично разделит успех со своими актерами, но очередное судебное заседание продлило его арест до 19 января.

Назад в будущее

На сцене "Гоголь-центра" он ставил Шекспира и Кафку, но именно к русским классикам Кирилл Серебренников особенно неравнодушен. В репертуаре театра даже сложилась "русская трилогия" режиссера: "Обыкновенная история" Гончарова, "Кому на Руси жить хорошо" Некрасова и "Мертвые души" Гоголя. А теперь - и Александр Сергеевич Пушкин. Имя из списка школьной литературы, "наше все", с которого Серебренников слой за слоем счищает налет хресто­матийности. Его Пушкин - до боли сегодняшний, его герои здесь и сейчас, а условный XXI век лишь подчеркивает абсолютную универсальность "Маленьких трагедий". Сальери всегда против Моцарта, посредственность всегда против гения. Хоровод масок на все времена: зависть, алчность и эгоцентризм, страсти и страх смерти, и больше этого - страх старости и забвения, новой "чумы" нашего века.

Поэт и Пророк

А в начале - "Пророк": Серебренников начинает спектакль с одного из самых известных стихотворений Пушкина. Вместо "пустыни мрачной" - грязный зал ожидания вокзала, в образе шестикрылого серафима - Черный человек в шинели, Поэт - в лохмотьях и похмельном бреду. Знакомые со школы строчки "И он к устам моим приник, / И вырвал грешный мой язык..." на сцене превращаются в кровавый гиньоль и театральный экшен. А наставление Пророку "Глаголом жги сердца людей" сокращается до короткого и жесткого "ЖГИ" - главного лейтмотива всей постановки. "Жечь", попеременно читая рэп в микрофон, будут актер Филипп Авдеев и рэпер Хаски, который отвечает в постановке за музыку.

Уроженец Бурятии Дмитрий Кузнецов, который выступает под псевдонимом Хаски, не случайно играет в "Маленьких трагедиях" одну из ключевых ролей. К 24 годам он успел отучиться на факультете журналистики МГУ, поработать репортером на нескольких федеральных телеканалах и осветить конфликты в горячих точках. Треки он начал писать еще в студенчестве, но широкая известность пришла к Хаски к 2016 году. Его стиль - мрачные тексты со сложной рифмовкой, ассонансами и аллитерациями, его образ - то ли молодой бандит, то ли юродивый от мира рэпа со странной пластикой. Современники сравнивают Хаски то с Егором Летовым, то с Есениным, сам же он говорит о себе так:

- говорит Авдеев. Последний после Пророка переродится на сцене еще несколько раз: и в роли взбалмошного Моцарта, и в образе разочаровавшегося в жизни Фауста.

- объясняет актер. Такое многоголосие не случайно: Поэт и Пророк по Пушкину - и по Серебренникову - единое целое, главный герой, присутствующий в каждой трагедии. А в чем-то - и образ самого режиссера.

Старое на новый лад

Прошу слова

Есть в этом спектакле и другой герой, пожалуй, самый важный - пушкинский текст. Классика в "Трагедиях" декламируют лишь изредка: сценические герои косноязычны, а обретение слова дается им с большим трудом. Пушкинские строки здесь самодостаточны: Серебренников демонстрирует их в видео­проекциях, на мониторах, в виде светящихся надписей: "Совесть", "Истина", "Жги". Строчками из "Предчувствия", которые рифмуются с обстоятельствами жизни уже самого режиссера, и заканчивается этот спектакль: "Но, предчувствуя разлуку, / Неизбежный, грозный час, / Сжать твою, мой ангел, руку, / Я спешу в последний раз".